поющей на склоне
тебе отдам свою флейту
слишком твой голос прекрасен

на закате ещё так хочется думать разрывая свою память как целлофановую оболочку сигаретной пачки позволить себе ещё чуть-чуть буквально ничего а взгляд уже скользит по лицам мимо гнусных улыбочек даваемых взаймы под проценты отборного мата из глубин подсознания доставать кроликов всех мастей на праздничный ужин в честь преодоления очередного барьера извечной некоммуникативности да и с кем если взаймы и под проценты или мимо что реже но удовлетворяет сполна изголодавшегося по невниманию на подоконнике до утра с одной сигаретой и кофе уже остыл подёрнулся ледком разорвал оболочку и выплеснулся в лицо проходящему в туалет соседу приснившемуся ещё неделю назад и только

Негромко, так, чтоб не услышать, и чтобы штукатурка с потолка не осыпалась, на все замки, и чтобы руки не дрожали.

И голос чтобы не дрожал - молчать.

При выходе из поезда не забывайте своё тело на конечной.

А с потолка не штукатурка - птицы падали.

Следующая станция "Падающих птиц".

И чтобы руки не дрожали, когда собирать их будешь.

И чтобы голос не дрожал от холода оденься потеплей молчать.

На все замки молчать.

И птицы падали негромко так, чтоб не услышать, что следующая станция конечная и при выходе не забывайте своё тело, чтобы руки не дрожали молчать.

Голову себе не забивай,
ни гвоздями, ни иголками
навстречу не ощетинивайся.
Руки тоже не протягивай -
я не дам тебе своего имени.

Не наклоняйся надо мной, распростёртою.
Я не дам из меня напиться.
Можешь третью или четвёртую,
но не меня, первую твою птицу.

Можешь высыпать на меня свои иголки.
Можешь семя своё на меня излить.
Я не дам тебе имя своё. Зачем тебе?
Я не дам тебе из меня испить.

Голову себе не забивай.
Не забывай имени не данного.
Птицу, реку свою отдай
первому встречному.
Всё равно ни пить, ни звать
нечего.

Мы стояли у дверей подъезда и ждали Четвёртого. Где-то пробило полночь. Из окна напротив вылезла кошка и, проведя языком по плечу, бесшумно скользнула в темноту. Неистовствали невидимые кузнечики. Второй вздохнул и полез в карман за сигаретами. Сухой щелчок зажигалки - и его лицо на мгновение осветилось крошечным пламенем, прикрытым ладонями от ветра. Мы увидели его слезящиеся глаза, как обычно обращённые как бы вовнутрь. Никто не произнёс ни слова. Вот уже который час мы стояли в полном молчании, ни сколько им, однако, не тяготясь. Всё, что можно было сказать друг другу, было сказано ещё утром, а вести пустые разговоры ни о чём здесь было не место и не время. Пробило час. Начинал накрапывать дождик. Кузнечики замолчали. Третий откашлялся и в полголоса запел протяжную песню на непонятном языке. Второй толкнул его в бок и покрутил пальцем у виска. Третий умолк и обиженно засопел. Вернулась кошка, мягко прыгнула в окно и начала умываться. Пробило два. Дождь перестал и показалась луна. Дверь скрипнула и вышел человек. Испугано покосившись на нас, он поспешил пройти мимо и скрылся за домом. Кузнечики снова завели свой импровизированный концерт. Пробило три. В окне, где жила кошка, зажёгся свет и промелькнул силуэт человека в ночной сорочке. На свет кинулась стайка мотыльков, но он практически сразу погас. Кошка снова вылезла наружу, лениво осмотрелась и вернулась обратно. Луна скрылась за облаком, оставив вокруг него светящуюся кайму. Пробило четыре. "Ну наконец-то," - проворчал Второй. Мы молча кивнули, пожали друг другу руки на прощание и разошлись.

Не осталось сил,
но пора идти.
Некуда идти -
скомканы пути.
Заколочен дом,
выжжена душа.
Может напролом
к милым в шалашах?
Может наугад
к призрачным друзьям?
Кто-то будет рад,
а кто - прогонит сам…
Мне б пройти по льду
или по траве,
но опять иду
по самой себе.
Каблуком на грудь
с десяти шагов…
Хочется уснуть
и не видеть снов.
Хочется проспать
десять тысяч лет,
чтоб не слышать свой
воспаленный бред…
Чувствую шаги,
ощущаю звук.
Говорит: "Беги!".
Говорит, что друг…
Некуда бежать,
скомканы пути.
Если только взять
и на нет сойти.
Что зовешь вперед?
Что твердишь, что друг?
Скоро будет год,
и замкнется круг.
Скоро будет враг,
завоюет век.
Сделаю лишь шаг,
и прервется бег.
Не осталось сил…

Бегу по траве, по полю, ни одного холма навстречу. Кидаюсь плашмя на землю, лет через пять первым холмом здесь стану. Полейте меня дождем, может, деревом вырасту. Или землянкой для бесприютного кого-то, от того же дождя укрыться, что деревом меня не взрастил. Может, осень будет, я мышами по норам расползусь на зиму устраиваться, пищу запасать, чтоб до самой весны, чтоб весною еще кем-то стать, чтоб выпорхнуть из нор стайкой стрижей, наесться комаров, а к лету тучей оводов напасть на коровье стадо, а потом, лет через пять, холмом стану, успокоюсь, укоренюсь и так, пока с землей не сравняюсь - и опять деревом, или землянкой, или мышами на новый круг.

Капли дождя устало стучат по пальцам. Пальцы устали держать зонт и отпустили его лежать на землю. Земля покрыта лужами, потому что устала принимать в себя капли дождя. Капли дождя устало стучат по пальцам.

Ускользающее ощущение промчавшегося мимо поезда навевает тоску по несбывшимся темам, оставшимся за краем сознания и лишь изредка напоминающим о себе слабым привкусом нереализованной мечты, забытой, но греющей и щемяще-родной оттого, что звала куда-то так долго и была столь неотъемлема от реальности, что в некоторый момент времени слишком слилась с ней, чтобы остаться в памяти, ибо то, что так близко подходит к реализации, не может более звать куда-либо, кроме единственно возможного своего завершения, и более не достойно оставаться в центре души, сердца и сознания и уходит, и лишь изредка всплывает слабым привкусом, когда проходящий мимо поезд всколыхнёт воспоминания о несбывшихся темах, оставшихся за краем сознания.

Забыть, зарыться лицом в листья, в холодные влажные ладони. Уйти от всех, остаться наедине с собой, слушать дождь, его шорох в своих волосах, сливаться с землёй, с листьями, с лужами. Исчезать постепенно, по капле, по мысли. Опустеть и растаять. Просочиться сквозь почву, к корням, питать их, собираться в стволах до весны и рваться наружу молодой листвой. Копить силы под солнцем всё лето, чтобы осенью дать приют кому-то, кто захочет забыть, зарыться лицом в листья, в холодные влажные ладони.