Алексей Борисов

14 мая в клубе «Подземка» впервые в Ростове выступил легенда российской экспериментальной и электронной музыки, музыкант, композитор, продюсер, журналист и ди-джей Алексей Борисов. Как музыкант Борисов хорошо известен по работе в самых различных направлениях и жанрах, как участник множества проектов, наиболее известные из которых, группы Центр, Ночной Проспект и F.R.U.I.T.S. В концерте приняли участие ростовские музыканты Эдуард Срапионов, известный по шаманско-медитативному проекту Papa Srapa, и группа Kirlit. Организаторами концерта выступили проект MortArt и легендарная ростовская медиа-формация Achtung Baby!

Любовь к электричеству

«Для меня понятие музыки вообще не является определяющим. Более того, в последнее время я всё чаще отхожу от этого термина, отдавая предпочтение таким понятиям, как звук, звуковая среда, звуковой дизайн, линейная композиция, вертикаль, последовательность, и всё меньше значения придаю мелодии, гармонии, тональности и другим традиционно музыкальным смыслам».

Информация к размышлению: Известная сетевая энциклопедия Wikipedia отводит Борисову целую страницу, на которой представлены его многочисленные творения, длинные перечни творческой и музыкальной жизни, звуковые авантюры с отечественными и зарубежными мастерами. Как журналист, пишущий и анализирующий современные музыкальные процессы он известен по сотрудничеству с изданиями «Fuzz», «Птюч», «ОМ», «Dowtown», французскими «B' Mag» и «Technikart». Как музыкант – также по этно-электронной «Волге», арт-группе «Север», проектам авант-джазового Сергея Летова и Дмитрия Александровича Пригова, электронно-экспериментальному движению «Electric Future» и собственному экспериментальному лейблу «N&B Research digest», созданному совместно с финским музыкантом Антоном Никкила, многочисленным сольным альбомам, работе в клубах и на радио в роли ди-джея, музыке к немым фильмам «Аэлита» (1924) и «Фауст» (1926) Фридриха Мурнау по заказу «Гёте-Института».

- Электронная музыка – понятие сегодня весьма обширное: от дискотечного саунда до каких-то совсем поднебесных авангардов. Поэтому, прежде всего, хочется определиться в терминах: какую часть этой музыки представляешь именно ты?

- Скорее всего, это именно экспериментальная электроника. Хотя не могу сказать, что я нахожусь вне клубной, вне танцевальной электронной музыки. Как ди-джей, я по-прежнему продолжаю играть какой-то танцевальный материал. Но как музыкант и саунд-артист я остаюсь в области эксперимента, нойза и саунд-арта.

- Если говорить о современной российской экспериментальной сцене, какое место сегодня она занимает в общемировом музыкальном контексте? И есть ли у нас сцена, как таковая?

- Довольно сложный вопрос. Потому что, с одной стороны, в России электронная сцена довольно развита. Москва, Питер, Ижевск, тот же самый Ростов-на-Дону, Петрозаводск, Мурманск – города, где есть какие-то проекты, которые эту музыку играют и творят. Это могут быть лишь несколько групп или десятки и сотни, как, например, в Москве. И если сравнивать с той же Европой, то не факт, что там больше электронных проектов или музыкантов. Другое дело, что там давно существуют определенные традиции, более развита инфраструктура и накоплен большой опыт – начиная с 50-60-х годов, когда люди там разрабатывали какие-то направления, технологии и инструменты. В России этого ничего не было. За исключением отдельных очагов, как, скажем, студии того же Мурзина и Эдуарда Артемьева, или работы Николая Рыбникова в театре. Но сцены, как таковой, не существовало – она возникла позже в 80-90-х. и сегодня в нашей стране она уже определенно есть.

- Не обязан ли подъем нашей электронной музыки в стране со спадом на нее на Западе, как это часто происходит?

- Не совсем так, хотя конечно можно говорить о каком-то отставании. Та же индустриальная музыка на Западе достаточно развита была уже в 70-е годы. Можно назвать какие-то проекты в Германии, активно разрабатывавшие тогда это направление. Не говоря уже о 80-х…

- Тот же самый «Metal Machine Music» бывшего участника Velvet Underground Лу Рида был написан в Америке в середине 70-х и совершенно не оценен в свое время … Лицом нашей электронной музыки всегда оставался, на мой взгляд, Эдуард Артемьев.

- Да, конечно. Хотя он выходил за рамки сугубо электроники, работая в самых разных жанрах и создав больше музыки для кино, чем для концертных залов.

- Может быть именно благодаря популярности в советскую эпоху кино, ему и удалось заметно продвинуть отечественную электронную музыку, популяризируя ее и открывая широкой аудитории.

- Если говорить о 90-х годах, то России удалось влиться в мировой музыкальный контекст скорее благодаря танцевальной сцене. Развитие клубной музыки на Западе совпало с теми же процессами, широко проходившими в то же самое время в России. У нас появилось много ди-джеев, которые отслеживали разные стили и направления. И на волне этого поднялся интерес и к электронной музыке в целом - не только к танцевальной, но и к экспериментальной. То же самое и в Европе.

- Но, как известно, танцевальная музыка имеет свои четкие рамки, свою специфику и структуру. Взять хотя бы те же Ибицу, Казантип, журнал «Птюч». И какое отношение ко всему этому имеют Aube, Bad Sector, Ryoji Ikeda или тот же Merzbow, например? Именно благодаря твоим стараниям, я помню, в том же «Птюче» обозревался знаменитый голландский лейбл Staalplaat… Но две эти разные культуры, мягко говоря, смотрятся странно рядом друг с другом. Это другая эстетика, другое мышление, другой образ жизни, другое все.

- С другой стороны, здесь мог иметь место определенный технологический процесс. Например, в 90-е возник такой стойкий интерес (до сих пор имеющий место) к советскому синтезатору. Доступность технологий, с одной стороны, спровоцировало этот подъем в формировании электро-сцены – как ты помнишь, в 80-е годы было весьма сложно обзавестись какими-то электронными инструментами, это было редкостью. Если глубоко в провинции были какие-то умельцы, которые сами себе все паяли, то на государственном рынке отечественная техника в те годы совершенно не котировалась. И именно интерес к электроники, я считаю, у нас был стимулирован развитием танцевальной и клубной культуры. Как и на Западе. Отсюда в 90-е годы и произошло это вливание России в мировой музыкальный процесс. Может быть не все развивалось так стремительно и гладко, как на Западе. Но сейчас мы имеем развитую музыкальную сцену в разных городах. А говоря о параллелях между танцевальной и, скажем, экспериментальной электро-культурой, использовать для пропаганды надо любую возможность.

- Россия дала миру очень много в плане развития электронно-технических средств – взять хотя бы наших знаменитых соотечественников Термина и Мурзина. Почему же так получилось: для всего мира эти имена были уважаемы и авторитетны, а в нашей стране, где все это передовое оборудование создавалось, с самой музыкой долгое время был упадок?

- Не было поддержки на государственном уровне. И, вероятно, просто считалось идеологически вредным явлением. Несомненно, вся эта советская специфика как-то тормозила развитие музыки. Фактически невозможно было издаваться, легально выступать. Все носило такой полулегальный, подпольный характер. Поэтому в этом отношении Россия несомненно проиграла. И если на Западе, в той же Америке правительство либо поддерживало новое искусство, либо просто не мешало музыкантам свободно творить, то в России даже такие люди как Шнитке, Губайдуллина и Денисов запрещались или, мягко говоря, были просто не рекомендованы для каких-то широких выступлений и публичных концертов.

- В одной из своих статей ты писал – и я с этим всецело согласен, - что авторское искусство, говорим ли мы о кино или музыке, должно напрямую поддерживаться государством и являться частью госполитики в области искусства. Как это и существует на Западе.

- В период 60-80-х годов мы можем просто по пальцам пересчитать какие-то проекты, которые у нас существовали. В то время как на Западе было гораздо больше всего – и творчества, и процессов, связанных с ним. И конечно все имело там более бурное развитие, а не такой фрагментарный, полузапрещенный характер как в нашей стране. Все было ограничено и как-то местячково. Поэтому говорить о каком-то вливании в мировой процесс и конкуренции просто не приходилось. Вплоть до 90-х годов, когда стремительно стал развиваться Интернет и был преодолен какой-то информационный барьер. Когда можно стало издаваться на Западе, контактировать, выезжать в другие страны, приглашать каких-то музыкантов оттуда к нам. Сейчас мы испытываем засилье каких-то коммерческих форматов, и электронную музыку сложно продавать – не только экспериментальную, но и танцевальную. Она пользуется узким, ограниченным спросом. В России, по крайней мере. Где с одной стороны, существует огромный рынок и большое поле для экспериментов. С другой, малочисленность каких-то изданий, ограниченность контактов между городами и музыкантами, живущими в них, неразвитость каких-то важных жизнедеятельных структур. И малочисленность самих фестивалей, компактных, ограниченных, малобюджетных, которые могли бы проходить в каждом городе. Здесь не совсем понятно, почему местные органы культуры, например, или центры современного искусства, которые теоретически должны существовать в каждом крупном городе, не уделяют этому никакого внимания и поддержки.

- Еще один вопрос: мешает или нет присутствие идеологии в музыке самой музыке, искусству? Искусство, в какой-то мере, само является идеологией. И не секрет, что те или иные проекты сегодня в мире несут какие-то прямые идеологические послания в своем творчестве. Примеров чему масса, взять хотя бы тот же Muslimgauze… Я хочу вернуться к вашему разговору с Димой Толмацким несколько лет назад.

- Это зависит от самих проектов. Конечно, есть масса музыкантов, которым интересен процесс как таковой и результат. Они не вкладывают в это никакой идеологии, не выстраивают никаких концепций, не акцентируют на этом внимание. Но есть масса других людей, которые активно используют идеологический аспект – политический или религиозный. Я думаю, это с одной стороны плюс. Но с другой, когда человек становится ангажированным на политическом уровне или религиозном, он может накладывать даже какой-то негативный отпечаток на свое творчество. Я не могу однозначно ответить на этот вопрос – все достаточно субъективно и индивидуально. Не могу сказать, что я придерживаюсь какой-то идеологии. Что касается политики, я совершенно аполитичный человек. И не являюсь последователем какой-то религиозной доктрины. Скорее, я работаю с информацией в широком объеме. Она может носить и политический, и идеологический, и религиозный характер. Это зависит только от проектов, в которых я в данный момент принимаю участие.

- Что сейчас актуального и интересного в плане подачи, эстетики, формы, новизны происходит в современной электронной музыке? Взять хотя бы интерес к арт-видео, который породили многие музыканты, активно использовавших его на своих концертах…

- Естественно, это пересечение различных стилистических и эстетических направлений и форм. Я говорил об этом еще в 90-е годы. Процессы таковы, что естественно музыка тесно перекликается с медиа, кино, театром, балетом, арт-перфомансом. И я с удовольствием участвую в подобных проектах. И думаю, что эта тенденция будет сохраняться. Потому что та же электроника может удачно сочетаться с живым звуком, с импровизациями, например. И визуальная часть, и музыкальные направления могут гармонично друг с другом смыкаться и пересекаться, дополнять друг друга. Те же джаз с электроникой, или рок…

- Тогда пути развития электронной музыки - к чему она движется?

- Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Потому что я вижу самые различные проявления творческой активности. Одни люди работают только с цифровой информацией, другие предпочитают аналоговое звучание, делают какие-то свои цифровые объекты или работают с живым акустическим звучанием. Поскольку я работаю с информацией, мне интересен синтез различных направлений и расширение звукового поля, поскольку это всегда несет за собой интересный результат. Этот синтетический путь развития, как мне кажется, сегодня актуален и дл самого искусства, и для музыки в частности.

- Тогда последний вопрос: традиционно, твои впечатления от увиденного в Ростове, от выступления наших музыкантов?

- Раннее о ростовской сцене было мало информации. Эдуард на меня произвел впечатление. Во-первых, своим прибором, инструментом, на котором он играл, и качеством звучания безусловно. И потом приятно, что здесь есть несколько интересных проектов, есть аудитория, которой это интересно, есть люди, которые это организовывают. Я знаю, насколько это сложно и тяжело для некоммерческих, не массовых мероприятий. И то, что какая-то жизнь здесь происходит – это для меня существенно. Был рад выступить. Надеюсь я здесь в Ростове не в последний раз.

Игорь Ваганов / Achtung Baby!
фото: :[i]:, Lasana
дата: 14-15.05.2008
место: Ростов-на-Дону
действующие лица: Алексей Борисов, Игорь Ваганов (Achtung Baby!), Саша Селиванов (Mortart), Lasana
/полная версия; в сокращении Абсент # 8 (50), июнь 2008 Ростов-на-Дону/

Фотогалерея