Алина Витухновская: “Тюрьма заполнена модными девушками”

    Новое Время №18-19 май 1998  Игорь РЯБОВ

    После трех лет судебного разбирательства, полутора лет, проведенных в тюрьме, с Алины ВИТУХНОВСКОЙ были сняты обвинения в продаже наркотиков. Это был громкий процесс, один из самых громких процессов последних лет. Алина утверждала, что из нее хотели сделать информатора. Она отказалась. За это ей сшили пухлый том уголовного дела. Алину уже раз отпускали после того, как один из свидетелей признался, что сотрудники ФСБ силой принудили его дать показания против Алины. Но новый судья вернул ее за решетку. На последнем слушании практически все улики против Алины, собранные оперативниками ФСБ, новые и старые, были все-таки отвергнуты судом. Суд оставил только те, которые позволили осудить ее на тот срок, который она уже отбыла в тюрьме. Компромисс? Так или иначе, она на свободе. Ей пришлось пройти многие испытания. Суд дважды инициировал ее психиатрическую экспертизу. Врачи оба раза находили Алину в здравом уме. Однажды ее в довольно нелепых обстоятельствах сбила машина. Несколько раз ей угрожали от имени "могущественных сил". Свидетель, который скомпрометировал версию ФСБ, теперь в тюрьме. С его судьбой еще предстоит разобраться. Одна из редких хороших новостей в этом деле - помощь депутата Константина Борового женской тюрьме. Он поинтересовался у начальника тюрьмы, чем может помочь Алине. Начальник ответила: не хватает гигиенических прокладок. Боровой убедил компанию "Проктер энд Гэмбл" пожертвовать заключенным средства личной гигиены. Теперь там запасов прокладок - на три года. О других интересных нюансах дела "ФСБ против Алины Витухновской" с Алиной беседует Игорь РЯБОВ

   - Настало время признаться. Выходит, что Джона Кеннеди ты убила?
   - Почему это?
   - За что же тебе так досталось от спецслужб?
   - Ну, я, конечно, стреляла в Энди Уорхола. Может быть, тогда и попала в Кеннеди. Да, скорее всего, так и случилось. Глаза, которыми на меня смотрел судья Лучкин, говорили о том, что он знает все о моей причастности к убийству Кеннеди. Он понимал, что дело с наркотиками сфабриковано, оно лишь прикрытие. Он знал, что существует группировка, которая поклялась отомстить за смерть Кеннеди. Они подкупили ФСБ, фээсбэшники подбросили мне наркотики.
   - В чем-то еще они пытались обвинить тебя в ходе этого дела?
   - Я хотела взять на себя ответственность за все теракты. Я посылала несколько писем домой, чтобы родители выслали мне все данные обо всех совершенных терактах в Чечне, России, еще где-нибудь за последние годы. Но все письма куда-то исчезали. Ответа я не получила. Поэтому я так и не призналась. К тому же мне было неудобно - перед общественными защитниками, перед адвокатами.

    Собака в ужасе отпрянула

- Вспомни, пожалуйста, самые драматичные моменты твоего дела. Какое наказание в их глазах было бы идеально? Когда мстители за Кеннеди были близки к цели, к тому, чтобы тебя наказать?
    - Когда меня отправили на психиатрическую экспертизу. Самое мрачное наказание - поместить в психиатрическую клинику. Факт признания меня ненормальной. Тогда было бы дискредитировано все, что я говорю, например, сейчас. Но институт Сербского признал меня здоровой и в 1995 году, и в 1998-м. Желание признать меня психически ненормальной суд явно выразил в конце судебного заседания. Прокурор назвала меня больной. Судья же сказал о моей склонности к суициду. Тем самым они подчеркнули, что были изначально настроены признать меня больной. После экспертизы я МОГУ говорить все, что хочу. Люди, которые не приемлют моих взглядов, не смогут отнекиваться.
   - Во время последнего слушания был еще эпизод с собаками...
    - Опишу для начала, как происходят поездки в суд. Человека будят в два часа ночи. В четыре утра его выводят из камеры и отправляют на так называемую сборку. Сборка - это тоже камера, в которую собирают всех тех, кто едет на суд. Она не проветривается. Через час кружится голова, черные круги перед глазами. Там мы обычно сидели с четырех до девяти-десяти-одиннадцати утра. Потом приходила одна машина и развозила всех по судам. Я поняла, что это такая русская национальная игра - поездка под названием: "Как в Москве из пункта А в пункт Б попасть за наиболее долгий срок с наибольшими тратами". Они ездят совершенно немыслимыми путями. Все время резко останавливаются. Трясет так! Наверное, водителей специально обучают, потому что ни в одном другом транспорте я не видела, чтобы люди подпрыгивали в салоне вот на такую высоту. В суды привозят тоже в непроветриваемое конвойное помещение, где сидишь до тех пор, пока не поведут в зал. В зале уже немногое понимаешь. Я понимала только то, что моя роль - улыбаться публике. Каждый человек, которого так приводят на суд, думает не о том, чем суд кончится, а чтобы быстрее все закончилось, чтобы он вернулся в свою комнату и лег спать. Так думают даже те, кого обвиняют в тяжких преступлениях.
    И вот меня так мучили два дня, в понедельник и во вторник. Вечером поняла, что завтра со мной случится что-то не то. Ночью, когда меня разбудили, у меня тряслись руки, потекли слезы, хотя я никогда не плачу в тюрьме, это не мой стиль. Пришла врач, написала, что я не в состоянии ехать на суд, дала снотворное. Я заснула. Через час пришла дежурная и сказала, что поступило указание меня везти. Врача заставили выкинуть ту бумагу и написать новую - что я здорова. Я отказалась ехать. Решила, что сама никуда не пойду, и пусть они делают все сами. Дежурная вызвала "дэпээнси" - это такие мужики с овчарками на случай экстремальных ситуаций. Сначала они меня грозно попросили ехать. Потом вывели из камеры всех людей. Наверное, потому, что они не могут в присутствии других проявлять насилие. Стали выворачивать мне руки. Тут я решила, что надо воспользоваться ситуацией и провести над собой эксперимент: в какой степени я могу не поддаваться инстинкту самосохранения. Решила ни на что не реагировать. Они мне выворачивают руку - я в том же положении руку оставляю. Я вошла в азарт, стала кричать: "Насилия, еще насилия!" Рядом стояла собака, я сказала: "Напускайте собак!" Чуть ли не сама кинулась на собаку. Она от меня в ужасе отпрянула. Мужики опешили, сказали: "Вы хотите скандала? Не будет вам скандала". Они делают все наоборот относительно того, что ты хочешь. Все-таки они меня вышвырнули из камеры, я пошла босиком, дежурная несла за мной вещи... Меня привезли на суд. Только там слушания отложили. Так и должно было быть.

       Роза, Цируль и мальчик Костенко

    - Итак, тебе вынесли приговор. Факт продажи тобой наркотиков не доказан. Но тебя осудили за хранение. Расскажи подробно: в какой ситуации они эти наркотики нашли, что это были за наркотики?
   
- Я возвращалась домой с концерта, и меня на улице схватили человек пятнадцать, которых я приняла за бандитов. Потом они оказались фээсбэшниками. Они ворвались с оружием в мою квартиру. Ордера на обыск у них не было. Пятнадцать человек ходили по разным комнатам, и уследить за их действиями было невозможно. Через два с половиной часа они сказали, что надо произвести обыск и вызвать понятых. Папа сказал, что можно позвать соседей. У нас сосед - отставной прокурор. Но они привели своих людей. При их присутствии с довольно фальшивым видом они извлекли из книжных полок нечто. Как потом было записано - наркотик. Нормальным обыском это нельзя было назвать. В суде были показаны остатки какого-то порошка. Возможно, они это употребляли?
    - Полковник Воронков в суде рассказывал, что ты в момент "обыска" лежала на полу в состоянии наркотического опьянения.
   
- Это мой стиль поведения. Я видела, что они ждут от меня страха. Поэтому я стала вести себя как хозяйка в своем доме. Включила музыку погромче. Чтобы было как в кино. Лечь спать - способ проявить свою невовлеченность в происходящее. Правда, я не спала, а лежала и смотрела.
    - Как отнесся суд к такому обыску?
   
- Признал законным.
    - Знаешь ли ты, почему уже после приговора суда газете "Коммерсантъ" опубликовала те же обвинения, которые не были приняты судом?
   
- Скорее всего, эту информацию журналисту предоставило ФСБ. Либо сам полковник Воронков, либоВ Алинином стиле было, пользуясь экстремальными ситуациями, проводить эксперименты кто-то из его окружения. В 1994 году только газеты "Правда" и "Служба", программа "Совершенно секретно" рассказывали обо мне какие-то немыслимые вещи. О том, что я наркоманка, что сотрудничаю с какими-то поляками-голландцами. Тогда же в 1994 году сидела в одной камере с Розой, женой вора в законе Паши Цируля. Она и теперь продолжает сидеть. Она прочитала мою статью о процессе. Оказалось, что она знает полковника Воронкова, который вел мое дело. Воронков имел отношение и к делу Паши Цируля. Мы стали вспоминать, сопоставлять всякие факты и заметили странные совпадения. Когда обо мне идет в прессе негативная информация, тут же идет информация о Паше Цируле. Было видно, что информация идет из одного источника. Потом и в "Коммерсанте" появилась заметка о том, что Паша Цируль в Лефортове консультирует Ильюшенко, а его жену развлекает скандально известная поэтесса Витухновская.
    Не знаю, что за дела были у Паши Цируля. Но ясно, что воров в законе не могут поймать по их основным делам. Так же, как они не могли доказать мою причастность к убийству Кеннеди. Паше Цирулю тоже подкинули в камеру наркотики. Сказали, что их принесла ему жена. За это теперь она и сидит в тюрьме. Как только Цируль собрался предать свое дело огласке, он вдруг умирает в своей камере. Как утверждают тюремщики от сердечной недостаточности. Но все его знакомые говорят о его прекрасном здоровье. Теперь все уверены, что это была не случайная смерть. Роза боится до сих пор.
    - Расскажи о свидетеле Костенко, после показаний которого суд тебя отпустил в первый раз. Он был одним из понятых в момент опознания якобы проданного тобой наркотика - факт продажи остался недоказанным. Фээсбэшники предупредили Костенко: "Мы тебя не забудем". Через некоторое время он попал в тюрьму по обвинению в грабеже. Странно. Он не выглядит как грабитель. Темное какое-то дело. Как прошел его повторный допрос во время последнего слушания?
   
- Я очень удивилась, увидев свидетеля Костенко в наручниках. Его привезли из Бутырской тюрьмы. И больничного отделения. Он был болен уже четырьмя болезнями. Наручники были пристегнуты к сломанной руке. Сломанной вертухаем, дежурным. Он был в состоянии стресса, который был с ним уже, по-видимому давно. Вот дословно, что он сказал: "Показаний давать не буду. Алина не виновата... Подбрасывают наркотики... В общем, все х...я". Суд, кстати, не высказал к нему претензий по поводу нецензурных выражений. Видимо, потому, что это все выглядел очень трагично. Он был очень раздражен. Не верил, что его показания имеют значение. Потому что он сам столкнулся с этой системой. На вопрос Александра Ткаченко, моего общественного защитника, не думает ли он, что его дело - последствия его участия в моем деле, Костенко ответил: "Не знаю".

       Сказка про гриб

    - Раньше ты рассказывала о том, какое к тебе повышенное внимание в Бутырке. Как было теперь в новой женской тюрьме на Хорошевском шоссе?
   
- Минимальная часть - те, кто верил обвинению. Как правило, они меня не знали и судили по слухам. Вторая часть - те, которые считали, что дело сфабриковано ФСБ, потому что из меня не удалось сделать информатора. А третья часть - думали, что я настолько странная и непредсказуемая особа и здесь что-то не так, они не верили ни в первое, ни во второе. Думали, что я все сама спровоцировала, обвела вокруг пальца ФСБ, устроив какую-то игру.
   "Я хотела взять на себя ответственность за все теракты" В тюрьме обо мне ходило много сплетен, совершенно немыслимых. Например, была такая версия. Жила я не в Москве, а в Питере. У себя дома растила большой галлюциногенный гриб. Когда он вырос, я отрезала от него по кусочку и давала пробовать всем своим знакомым и родственникам. Их ощущения я записывала в специальную тетрадку. Однажды ко мне пришла милиция, прочитала тетрадку, отрезала кусочек гриба и отправила на экспертизу. Экспертиза показала, что гриб - галлюциногенный. В результате я очутилась в тюрьме.
    Администрация тюрьмы, исключая случай с собаками, вела себя очень корректно и доброжелательно. Все были удивлены вторичным арестом. Вообще, они часто выказывали недовольство контингентом, заключенными: кого сажают! Посадили, например какую-то девочку, которая приехала с Украины. В Москве ей дали работу приклеивать этикетки на водку. Выяснилось, что водка фальшивая. Девочку посадили, хозяин водки - на свободе.
    Контингент такой: милые молоденькие девушки, все из себя модные. Помесь рейверш и хиппи. Немного косметики, джинсы, ботинки "Доктор Мартенс". Три года назад таких заключенных не было. Все сидят за наркотики. Закон о наркотиках очень удобен. Ведь это так просто - задержать на улице молодого человека. Велико вероятность, что у него есть наркотики. Если нет, то можно подложить...
    - В чем их обвиняют? Какой им дают срок?
   
- Большая часть сидит за хранение. Как правило, сначала почти всех обвиняют в "сбыте" или "хранении с целью сбыта". Выгодно, наверное, обвинять по более серьезной статье.
    - Что за наркотики?
   
- Героин, только героин. Я говорила уже об этом: когда началась так называемая борьба с наркотиками, наркотики менее вредные были заменены на более вредные.
    - Заменены кем?
   
- Борцами - ФСБ, МВД. Они создали такую ситуацию, что потребители наркотиков не могут достать ничего кроме героина. Те же девочки раньше употребляли, например, ЛСД, "промокашки" - его дискотечный вариант. Вред его, мне кажется, сильно преувеличен. Ни в какое сравнение с вредом от героина не идет. Курили марихуану, употребляли всякие стимуляторы. Все нерегулярно, потому что у них не было привыкания. Благодаря борьбе источники слабых веществ были устранены, а источники героина стали размножаться, размножаются и сейчас.
    - Что девушки говорят?
   
- К своей ситуации они относятся очень пассивно. Меня это поразило. Они не смущаются, они рады, что им дали полгода, а не два. Они только ждут, когда выйдут. Я ни разу от них не слышала: не буду употреблять наркотики. Говорят: выйду - вмажусь героином. В тюрьме они говорят только о наркотиках, описывают свои "приходы" и все прочее. Прежний тюремный сленг скоро себя изживет.
    Абсолютно меняется внутренняя жизнь тюрьмы. Вообще, мне кажется, тюрьма, которую я видела, не может исполнять своих функций. Никто и никогда не исправится, находясь там. Там все настолько абсурдно, странно, несовременно, нереально.
    Нарушается связь причин и последствий. Арестованные не считают, что сделали что-то не то. Просто - попал в бедовую ситуацию. Он относится к этому как к абсурду. Даже самые недалекие люди понимают, что имеют дело с какой-то странной системой, в которой совершенно другие порядки. Но у них не укладывается в голове, что ситуация, в которую они попали, - прямое следствие их действий в жизни. На самом деле они правы - в тюрьму можно попасть абсолютно случайно. Просто можно оказаться не в том месте не в то время.

      Клеймо становится версией

    - Приговор тебе вынесен компромиссный. Суд назвал тебя виновной и наказал на тот срок, который ты уже отбыла в тюрьме - полтора года. Но сложилась такая ситуация, когда золотой середины быть не может. Ты и не искала ее. Ты отстаивала свою правоту весьма нетрадиционным способом. Ты все время пыталась устроить из своего дела шоу. Почему?
   
- Если бы я чувствовала себя жертвой, я бы чувствовала себя неполноценной, уродливой. Чувствовала бы, что все происходит не по каким-то объективным причинам, а потому что я некачественная. Чтобы не быть жертвой ситуации, надо назначить себя ее автором. Поэтому мне надо было сказать, что это моя акция, а не ФСБ. Такая концепция многое меняет - и во мне, и в происходящем.
    - Что же из всего этого вышло? Что с тобой произошло?
   
- Пока ни одно из определений меня, выданных мне обществом, не кажется правильным. Все хотят, чтобы ситуация была одномерной и ясной. Так проще. Но она многогранна. Не надо ставить никаких ярлыков. Чем больше на моей ситуации ставили ярлыков, тем она становилась запутанней. Ставили клеймо, и клеймо становилось версией. Все еще больше запутывалось.
    - Чего же ты еще хотела. Это же самая большая загадка века.
   
- Что именно?
    - Убийство Кеннеди.
   
- О, на самом деле это еще ерунда. Убийство Кеннеди - всего лишь прикрытие для более серьезных процессов. Я могла бы рассказать такое! Только пока еще не пришло время.

Назад к Интервью