Унылое кафе. Обливая нутро свое ярко-горячим кофе, Ф ждал старинного и обязательного, что должны явиться к нему, стоит только подождать, стоит только вытерпеть какое-то смешное время. Но кофе кончался, посетители кафе расходились, и толстая уборщица с утонувшими наполовину глазами, указывала Ф на дверь. На улице ежегодная слякоть, ежедневные газеты в киосках сереют скучной хроникой, где жизнь настаивает на собственной состоятельности, пытаясь быть неожиданной и неприятной. Хотелось действия, а потом плакать «не то! не то!», и ускользать в спасительные скорлупки.
    Ф пытался вынуть мужчин из жестких геометрических рубашек. Он развязывал им галстуки и заглядывал за воротнички. Монотонная невинность их внутренностей доводила Ф до истерик. Носовые платки, носки, детство, бесформенный сексуальный маразм, фарфоровый чайничек, смерть, сны и сгущенное молоко. Охапки нарочито развязных женщин вниз головой вытряхивал Ф на пыльный ковер, в ожидании надежных лейблов. Он забрасывал их в стиральное животное, после грубый и грустный сидел на полу, а они развевались на балконе как в зимний праздник, всей болью своей уткнувшись в прищепку. И снегом слез и стирального порошка покрывало землю.
    Думал. Нет более гнетущей и нет более сильной привязанности, чем привязанность к собственным страданиям. Если окажусь на сцене, распластаюсь под каждым горем. Если встречу людей, то придам трагическую законченность каждому «ничто» в себе. Желания, переходящие в тьму нежелаемости. Запутано, но не эффектно. Одинаковость ваших разниц. Кратковременность и скука.