Новая поэзия Алины Витухновской
У Андрея Платонова есть рассказ о
девочке с перевернуым зрением. В силу
особеностей природного свойства она видела мир
перевернутым вверх ногами. Но именно эта
аномалия открывала ее зрению и чувству истинную
природу вещей.
Иногда мне кажется, что эта мудрая
притча написана об Алине Витухновскои и ее
поэзии. Для читателей путь к поэзии Витухновской
основательно захламлен всевозможными
сенсационными судебными процессами, где Алина
нередко выступала не только как жертва, но и в
качестве режиссера этих дурных спектаклей. В 20
лет кто же не соблазнится шумихой вокруг своего
имени, роскошными снимками в глянцевых журналах,
фиксирующих каждый твой шаг. И уж совсем стороной
проходит ее поэзия. Зато аресты, следствия,
доследствия, освобождения под подписку о
невыезде, снова арест и снова освобождение сразу
ставят Алину в центре внимания.
Сколько графинов разбили футуристы на
своих выступлениях, прежде чем общество обратило
внимание на их поэзию.
Витухновская по количеству «разбитых
графинов» давно обогнала и Каменского, и
Крученых. Только жаль, что все они разбиты об ее
голову.
Алинин талант замечен сразу. Сложность
в том, что сама она не считает поэзию делом
важным. В ее причудливом трагическом мире царит
бесконечное и безраздельное зло. Ее удивляет
жизнерадостность всех поэтов. Это трагическая
поэзия, в полном смысле этого слова.
Наступила осень.
Мне все равно
Будет Гитлер, тоже скажет:
«Здравствуйте, дети!».
А я отвечу:
Я уже смотрела это
кино,
Я уже снималась
в этом сюжете».
Русская литература всегда стремилась
к добру и считала, что зло - лишь досадное
недоразумение на фоне всеобщей гармонии.
Поколение двадцатилетних исходит из того, что
зло - естественное и непреодолимое начало мира.
Сказки про социальную и мировую гармонию их
нисколько не привлекают. Они, как
загипнотизированные бандерлоги, пристально
всматриваются в пасть удава Каа, часто не понимая
при этом, что удав их вот-вот заглотит.
Но если Вы, Адольф,
желаете вновь Войны,
Я, конечно, выйду за Вас,
и стану Вашим
Ручным пистолетом,
личным чувством вины,
даже
Голубым червячком,
убитым под каблучком,
Молчуном
о тайном Вашем Ничто
Нас в конце убьют
Партизаны О6ротных
сторон
Ну и что?
Глубокая философия и особая
чувственная метафизика мирового зла.
Поиски любых аналогий с поэзией
Витухновской заводят в тупик. Для мещан она всего
лишь возмутительница общественного спокойствия.
Для благообразных эстетов ее поэзия - цианистый
калий. Никто из критиков не предсказывал
появление такой поэзии.
Что-то несчастливое,
как еж в костылях,
На цветной картинке
с оранжевой
надписью «Рай».
Неуютно подлое,
как
мертвый вдруг
котенок в руках,
Яростное, праздничное,
как глупый
настоящий трамвай.
Поэзию Витухновской невозможно
принять, как невозможно приветствовать
ураган или землетрясение. Но не замечать эти
мощные подземные толчки - значит оставаться в
сладостной слепоте крота, не подозревающего о
существовании "обратных сфер".
После стихов Алины даже позия
Маяковского иной раз кажется пресной. Такого
трагизма русская поэзия ХХ века еще не знала.
Стало легче,
Как
Мересьеву после того,
как в некотором отдалении—
от себя он узрел
свою понятную ногу,
И узнал, наконец,
что жизнь
есть всего лишь
процесс разложения.
Богу..............
Разумеется, здесь нельзя не вспомнить
образ, который Маяковский приводит в своей
статье «Как делать стихи». Он обещает беречь
возлюбленную, как солдат бережет отрезанную
ногу.
У Маяковского - отчаяние любви.У
Витухновской — отчаяние смерти.
Многие удивляются, как можно жить и
создавать новую поэзию, сотканную из
запредельного отчаяния. Оказывается, можно. Как
говорил ныне отвергаемый многими Владимир
Владимирович, если «слова говорят о том, что
болят, молодеет и лад баллад». В поэзии главное -
энергетика. И часто энергетика - это боль.
На фоне господствующей ныне
скучноватой рифмованной филологии, которую
многие по неведению принимают за поэзию, лирика
Витухновской резко различима, как подлинник
среди бесчисленных подделок.
К сожалению, многие не чувствуют ее
великолепную артистическую иронию. Не понимают,
какая бездна вкуса, изысканности и, еслт хотите,
культуры кроется в исторических и философских
реминисценциях.
А из прищуренных дверей
Вам ухмылялся
старый Фрейд.
Он редактировал любовь,
Он знал
пунктиры ваших снов
И удалялся от земли
Под дивный
вальсадор Дали...
Новизна и свежесть этой поэзии
очевидны для всех, кто вообще способен
воспринимать новое.