"Это все равно, что посадить воздух в зоопарк..."
Тюремный дневник поэта Алины Витухновской, ожидающей приговора в "Бутырках", стал достоянием редакции.
В дневнике Алины Витухновской, начатом
ею в "Бутырках", на первой странице эпиграф
из Камю: "Я знаю, откуда придет смерть".
Далее — текст под заголовком
«Продолжительная концептуальная акция». Рабочее
название — «Алина в тюрьме».
«В моей ситуации «спасать собственную шкуру»
было бы слишком типично, слишком по-человечески.»
«Мне плохо, как всегда. Но пусть они думают,
что мне хорошо. Надо шокировать публику.»
«Жертвы требуют искусства.»
Первые страницы тюремного дневника...
Спустя месяцы она пишет подруге:
«Света! Я написала тебе 3 письмо из ин. Сербского,
но, видимо, их не отправили... Каждые 10 дней я
заболеваю сильнейшим гриппом, не могу встать. Не
сплю либо «полусплю» с сильнейшими приступами
глобального страха...»
«Власть отвратительна, как руки брадобрея»...
«Неужели никто не понимает, что я такая? Это
все ровно что посадить воздух в зоопарк. Не могу
нормально писать, сильная температура... Я в
полном ужасе, что никогда отсюда не выйду...»
Алина Витухновская — резкая,
честолюбивая, странная, непредсказуемая,
морочащая всем головы, шедшая своей дорогой, не
желавшая ни с кем делиться будущей славой, в
которой было уверена. В двадцать лет у нее вышли
две книжки: «Аномализм» и «Детская книга
мертвых». Ее стихи печатали «Литературные
новости» и «Смена». Две ее статьи (одну о
проблемах наркомании) опубликовал журнал «Новое
время».
Она дружила с наркоманами. Среди них
были «кагэбешники», как она их называла. Ее отец,
фотограф, и бабушка, 82-летняя художница, думают,
что они ее и подставили. Ей предъявлено обвинение
по статье 224, часть 2-я, в приобретении с целью
сбыта и сбыте наркотиков. Полгода она в
предварительном заключении. Отец сказал мне, что
следователь обещал отпустить ее в обмен но
признание вины.
Алина твердит, что невиновна.
Заведение, которое Алина упоминает в
письме, — институт Сербского, - сыграл роковую
роль в судьбе многих диссидентов, объявляя в
угоду режиму психически здоровых людей
психически больными. Теперь этот же институт
объявил больную девочку здоровой. Под чьим-то
нажимом? Или Алина сама это устроила? Талантливо
«сыграв» здоровую?
«Неужели вы думали, что я упущу уникальную
возможность сделать нечто всех шокирующее и
нетипичное — т.е. когда все «косят» под дураков, я
же, наоборот, являю собой образец здравомыслия и
неуязвимой логики.»
Она упивалась победой своего мозга.
«Я настолько заморочила им голову, настолько
их /врачей/ убедила, что уже сама не понимаю, какое
было и есть мое истинное состояние. Я думаю, что,
по-настоящему мое, оно невыразимо, оно не
укладывается в человеческие слова.»
Помолчу, как рыба и мертвец.
Чтоб узнать, что у меня
внутри,
разложи меня, как
тряпочку в траве,
и скажи: «Умри, лисо,
умри!"
На руках живых пришла
коса.
И самесяц вынул острый
нож,
И сказали все: «Умри
лиса!»
Все убьют меня и ты
убьешь...
Трагическое привлекает трагическое.
Оно началось, возможно, со дня ее рождения. По
линии матери, в родственниках которой значились
покончивший с собой Александр Фадеев и
покончившая с собой его дочь от Маргариты Алигер,
самоубийцами были также бабушка и дядя Алины. У
Алины — глубокое депрессивное состояние. Она
передала на волю, что если ее не выпустят до 5 мая,
она покончит с собой.
Я прочла гору ее стихов и могу
свидетельствовать: гениальная одаренность и
безумие.
Грозящий ей срок —от 6 до 15 лет.
Отец послал несколько писем прокурору
Москвы. В последнем задает вопрос: «Могу ли я
подать в суд на СИЗО «Бутырки», где разрушается
здоровье моей дочери? Сейчас она нуждается в
лечении, у нее портится слух и зрение, крошатся
зубы, бессонница и бывают обмороки...» Отцу
разрешили увидеться с дочерью 25 апреля - всего
второй раз за весь срок заключения с 16 октября.
Его впечатления ужасны: у девочки пожелтели не
только белки — зрачки. Ей стали колоть жестокое
лекарство — аминазин.
Я говорила с ее адвокатом Игорем
Ивановичем Истоминым. Он сказал, что, написав
ходатайство об изменении меры пресечения
(которое было отвергнуто), полагает свою
юридическую обязанность исчерпанной. Я спросила,
читал ли он дневник Алины. Он ответил, что в
интимные дела не вмешивается.
Из тюремного дневника Алины: «Дежурная
в тюрьме: «Что стучите?.. Повесилась, что ли?
Затяните потуже, если повесилась». И еще запись:
«Больше не могу».
Так пора мертвецов заменяет
пору арестантов.
Время догов пришло, как
тринадцатый месяц приходит.
И шатаются статуи, глядя на
иностранцев,
И за ум горизонта огромное
солнце заходит.
И за ум горизонта заходит
огромное солнце
в лихорадости красной болезни, в
горячке, в зеленке
зараженного леса, и уже никогда
не вернется.
Крой земли почернеет, лучами его
опаленный.
И жена арестанта уходит за ним
на крой света,
и доходит до точки, до самого
черного края,
и заходит в шалаш. И теперь ей
спасения нету.
И не тушит пожарник солому
горящего рая.