Для прессы
Хочу сказать, что попала в несколько
двоякое положение. Дело в том, что я
действительно не совершала инкриминируемого мне
преступления. Этот термин употребляю в кавычках.
Отдаю себе отчет, что подобным утверждением не
расположу к себе судей, но, честно говоря, не
понимаю и не пойму никогда, в чем заключается
преступность действий, предусмотренных 224
статьей. Считаю, что причины, побудившие
государство к созданию подобного закона,— это ни
в коем случае не гуманность, не забота о здоровье
человека. Истинными причинами являются
политические. Извините, что выражаюсь несколько
абстрактно. Государство хочет сохранить
монополию на реальность. Думаю, эта фраза
наиболее глубоко отражает суть созданного
закона.
Наше восприятие иллюзорно, и посему
возможности принятия реальности каждым
человеком в совершенно различных формах
неограничены. Тем не менее существует ряд
понятий и условностей, насаждаемых в течение
тысячелетий теми, кто находится у власти.
Аргументы истинности и обязательности этих
понятий могут быть любыми: Бог, обычаи,
государственный порядок. Власть имущим всегда
предпочтительней общество (соответственно
подчиненное}, ограниченное определенными
понятиями и установками. Таким образом
соблюдается единство и БЕЗОПАСНАЯ взаимосвязь
между государством и народом.
Считаю свое заявление не голословным,
так как история дает очевидные примеры,
подтверждающие его. Например, преследования за
инакомыслие, 37-й год. В данном случае уместна
аналогия с преследованиями за наркотики.
Государству не нужны люди, не поддерживающие
общепринятых взглядов в силу своего характера, а
иногда и в силу знаний, полученных иных путем
(например, наркотики). Причем употребление их
необязательно. Достаточно прочитать ряд не очень
распространенной, но все же доступной информации
из книг серьезных и авторитетных ученых, таких,
как Джон Лили (Лилли-??), Станислав Грофф, чтобы
понять, что существуют иные способы познания
мира и нет никаких оснований утверждать, что они
нецелесообразны и бессмысленны.
До того, как я попала в тюрьму, я очень
враждебно относилась к этой теме (подтверждением
тому может служить статья, написанная мной и
опубликованная в «Новом времени» в № 3 (8-??) за 1994
год, сведения из
которой, по моей версии, и заинтересовали ФСК).
Она касалась меня только с точки зрения
воздействия на современное искусство и образ
жизни. Причем воздействия но искусство вообще, ни
в коем случае не на мое, так как считаю, что у меня
достаточно богатое воображение и в голове у меня
происходят такие безумные вещи, что это не идет
ни в какое сравнение с воздействием наркотиков.
Мне настолько давит на психику какое-то
воздействие извне, что употреблять вещества в
моем случае было бы психическим
самоуничтожением. Я пробовала их 2-3 раза в жизни,
преследуя цель убедиться в том, что стена
отделяющая меня от остальных людей, неразрушима,
что такие состояния, как удовольствие,
заинтересованность, недоступны для меня, и я не
могу получить их даже искусственным путем.
Причем хочу отметить, что у меня и не было желания
прийти к подобным состояниям. Относительно
наркотиков такие вещи, как любопытство,
удовольствие, а тем более меркантильные
соображения, отсутствовали. Все гораздо сложнее
и в то же время проще, так как эта тема (наркотики)
вообще не была существенна в моей жизни.
В том, что это тема стала столь
актуальна в 92-94 —ом годах, моей вины нет. Я всего
сторонний наблюдатель, делающий выводы. Я считаю,
что необходимо использовать все резервы мозга,
но это еще не значит, что следует прибегать к
химическим средствам. Воздействие их можно
проанализировать, но болезненное пристрастие —
это уже патология. Если человек знает меру, он
никогда не станет наркоманом, а если не знает, то
окажется в критическом положении и не прибегая к
наркотикам. В нашем мире предостаточно способов
для деградации и отчаянья и совсем немного — для
прогресса. Только пресловутое «душевное
здоровье» (термин, созданный психиатрами, а по
сути продиктованный государством) может
удерживать человека от отчаянья. Но я думаю, это
«душевное здоровье» на самом деле
бесчувственность и непробиваемость, либо
отсутствие претензии и смирение со своей
участью.
Меня шокирует то, что я вижу в тюрьме. Я
не говорю о фашистских условиях, быте,
издевательствах персонала, избиениях и проч. Это
не удивляет меня нисколько, так как я не могу
здесь и сейчас воспринимать всерьез такие
понятия, как справедливость и гуманность.
Природа сама по себе тоталитарна, беспощадна,
враждебна. Я привыкла к ужасу, но никогда не
привыкну к людям, не сопротивляющимся. В тюрьме
на всех отпечаток заведения. Они так быстро
усваивают порядки с такой предрасположенностью,
что, кажется, изначально нуждаются в них. Все
формы, все оттенки человеческого характера и
чувствительности имеют своей сутью только одно
— патологическую склонность к рабству, и
являются главной и идеальной системой
управления.
Если по капле выдавить из человека
раба, то ничего не останется.
Я начала с того, что попала в двоякое
положение. С одной стороны, всякий
здравомыслящий человек (тем более человек
невиновный) будет умолять об освобождении и
оправдываться. Я, конечно, укажу сухие детали
и подробности, не только указывающие на мою
невиновность, но и на явную сфабрикованность
дела. Но я не буду делать это с пафосом и
постараюсь скрыть заинтересованность (если она
присутствует вообще — мои состояния меняются
слишком часто). Просто в силу своего характера,
являясь в данной ситуации жертвой, я не могу себе
позволить вести себя типично для жертвы
(оправдываться и т.п.)
Меня интересует эстетическая сторона
дела. Мной была придумана концептуальная акция,
то есть все мое пребывание здесь — это
своеобразное произведение искусства. И как
произведение искусства это должно
выглядеть соответственно. Я полностью
дискредитирую себя в глазах общества и главное —
в своих собственных глазах, если поведу себя как
обычный человек.
Алина ВИТУХНОВСКАЯ