Растерянный, он заискивал,
подыгрывал им и своей неверной ускользающей
книге, а сам уходил все дальше от нее, вниз,
вниз,
вниз,
по
эскалатору, ласковому как пастель или пастила, в
темное подземелье, направо, налево, в густой
туман сырой и холодный, как исчерпавшая себя
мания. И вот уже он машет вам зеленым...
... Платочком он стирает пыль со стола и книжных
полок. Думает, что не хотел он ее. Не хотел.
Никогда. Никакой книги. Кормил ее собственной
тоской с гримасой отвращения и любви, как кормят
бессмысленного ребенка, маленького потного
уродца, как прижимают к себе его мокрое горячее
лицо. как
выдумывают в его карликовых глазах свою
невозможную боль. И спускаются туда твои
одинокие мысли, ища себе воплощение и
продолжение, и направляет их мудрая и глупая
рука. Мудрая, потому что привычно чувство о том,
что Что-то Должено Быть, и глупая, потому что
умрут они на границе этих случайных сметанных
глаз.
|