Ф надеялся, пережив это вновь, избавиться от неполноценности, недопрочувствованности, не крайности, не предельности ощущений, надеялся придать им смысл, нет, не смысл — безудержную сверхощутимость, опасное нечеловеческое сверхсмыслие, от которого, быть может, звери виснут в каком-нибудь адском гардеробе безмолвным воспоминанием о самих себе. Пережить это, чтобы вырвался из нутра безнадежный самодостаточный

КРИК
КРИК
КРИК,

и чтоб за ясной его короткой звучностью осыпалось истлевшее беззвучное чувствование.
    Кто не спрятался, я не виноват. Ф вышел искать. Тревожно. Мир таился и молчал во всех своих воплощениях, как будто был предупрежден. Куда идти? Мимо скудных пустоцветий ошарашенных растений, и цветов рожденьем в землю, а ресницами наружу, городов где грязь и лужи, где дождем срывалось небо, где искусство отдается за отрезанные уши, где любая воплощенность превращается в бесследность, утекающую в вечность где болящая бесследность обращается в беспечность...

39