Несопротивление. Ф разрешал себя словам. Ужас казался за горизонтом любой из фраз. Нередко два-три слова реальности, изогнув свои дикие языки, являлись ему изнутри и повсюду явным своим неизменным смыслом, что уже был больше любых слов и любых сочетаний, и размером своим заставлял хрипеть и трещать даже непознанное пространство. И там, на грани совокупления этого смысла с будущим, где тускло-солнечной кровью заливало его города и небо, и кошек его и собак, где тихие, хрупкие болезненные дети несли свои красные куличики, и бездумной радостью расплывались их нехорошие рты, и кому-то невидимому, но присутствующему и присудствующему сигналили их запломбированные желтые зубки, там Ф забивался под одеяло, полный от сердца до живота нестерпимым, невыносимым и страшным. Внутренности росли несвершенными родами. И не было никогда Сил Вытерпеть, но всегда было Время.     А на стене висел топор, как костлявая услужливая акушерка.